Такой же, как по радио…

Жан-Лу догадался, что хотел сказать юноша: он, Жан-Лу, оказался точно таким, каким тот представлял его себе, слушая радио. Тут Пьеро улыбнулся, и все вокруг словно осветилось. Жан-Лу невольно проникся к этому странному юноше живейшей симпатией.

– Хорошо, молодой человек, сегодня для тебя удачный день. Я с удовольствием дам автограф. Подержи, пожалуйста, это.

Он протянул юноше пачку бумаг и открыток, и пока расписывался, Пьеро скользнул взглядом по первой странице, оказавшейся у него в руках, и с удовлетворением посмотрел на Жан-Лу:

– Ночь трех собак, – спокойно произнес он негромким голосом.

– Что?

– «Three Dog Night», – пояснил он со своим неподражаемым английским произношением. – Ответ на первый вопрос. А на второй – Алан Олсворт и Олли Олсолл.

На первой странице был напечатан музыкальный вопросник для дневной передачи. Победителей конкурса ожидали призы. Жан-Лу составил его всего несколько часов назад.

Первый вопрос был такой: «Какая группа семидесятых годов исполняла песню „Joy to the World“», а второй: «Назовите имена гитаристов группы Tempest».

Пьеро правильно ответил на оба. Жан-Лу с изумлением посмотрел на его мать. Женщина сникла еще больше, словно прося извинения и за это.

– Пьеро очень любит музыку. Его послушать, так вместо хлеба я должна покупать одни пластинки. Он… он… Ну, вот такой, какой есть, но когда дело касается музыки, он помнит очень многое из того, что читал и слушал по радио.

Жан-Лу указал на лист у юноши в руке.

– А на другие вопросы тоже сможешь ответить, Пьеро?

Пьеро, пробежав список глазами, без промедления отщелкал все пятнадцать ответов. А вопросы были не из простых. Жан-Лу побледнел.

– Знаете, мадам, это гораздо больше, нежели помнить очень многое. Ваш сын – настоящая энциклопедия.

Он с улыбкой забрал у Пьеро бумаги и, указав на здание, откуда велись передачи, спросил:

– Хочешь побывать на радио, посмотреть, откуда мы передаем музыку?

Жан-Лу провел Пьеро по студиям, показал комнату, где создавались программы, которые тот слушал дома, угостил кока-колой. Пьеро, как зачарованный, оглядывал все вокруг такими же восторженными глазами, какими смотрела на сына мать. Но когда он вошел в архив, в полуподвал, окунувшись в море дисков и виниловых пластинок, лицо его осветилось, словно у блаженной души у входа в рай.

Когда же на радио узнали его историю (отец бросил семью на произвол судьбы, как только выяснилось, что сын инвалид, оставив обоих в нищете), но самое главное, когда убедились, сколь обширны музыкальные познания юноши, то взяли его в штат. Мать не могла поверить. Теперь Пьеро было куда приткнуться, пока она была на работе, и он даже получал небольшую зарплату.

Но самое главное – он был счастлив.

Обещания и ставки, подумал Жан-Лу. Иногда одни удается выполнить, другие – выиграть. Может, на свете и есть что-то получше, но и это уже кое-что.

Пьеро вошел в лифт.

– Только спущусь вниз, в комнату, отнесу диски и приду к тебе. И увижу твою передачу.

«Комната» – так по-своему он называл архив, а «увижу твою передачу» – означало, что Пьеро будет сидеть в студии за стеклом, слушать передачу и с обожанием смотреть на Жан-Лу, своего лучшего друга, своего любимого кумира.

– Ладно, оставлю тебе место в первом ряду.

Дверь скрыла улыбку Пьеро, что сияла куда ярче галогеновых ламп в лифте.

Жан-Лу пересек площадку и набрал на панели код доступа. Сразу за дверью помещался длинный письменный стол. Здесь трудилась Ракель, выполняя обязанности одновременно распорядителя и секретаря. Стройная, темноволосая, с худым, но миловидным лицом, умеющая держаться на высоте в любой ситуации, она нацелила ему в грудь указательный палец.

– Рискуешь. Когда-нибудь, вот увидишь, оставлю тебя на улице.

Жан-Лу приблизился и отвел палец в сторону, словно дуло заряженного пистолета.

– Тебе никогда не говорили, что нельзя целиться пальцем? А если он вдруг выстрелит? Скажи-ка лучше, почему ты здесь так поздно? И Пьеро тут. Или может, отмечается какой-нибудь праздник, а мне ничего не сказали?

– Никакого праздника, обычная сверхурочная работа. И только из-за тебя, потому что ты срываешь встречу и вынуждаешь нас трудиться, как говорят русские, по-стахановски.

Она кивнула на дверь.

– Иди к боссу, есть новости.

– Хорошие? Плохие? Так себе? Решился наконец попросить моей руки?

– Хочет поговорить с тобой. Он в кабинете президента, – улыбнулась Ракель, уклонившись от ответа.

Жан-Лу двинулся дальше, шаги его заглушал ковролин, голубой, усыпанный мелкими коронами кремового цвета. Остановившись у последней двери справа, он постучал и открыл ее, не ожидая приглашения. Босс сидел за письменным столом и, надо ли пояснять, говорил по телефону. К этому часу кабинет его из-за табачного дыма выглядел каким-то таинственным логовом, где душа сигареты в руке встречалась с душами бесчисленных сигарет, выкуренных ранее.

Директор «Радио Монте-Карло» был единственным известным Жан-Лу человеком, курившим эти зловонные русские сигареты с длинным пустотелым фильтром.

Роберт жестом предложил сесть.

Жан-Лу опустился в черное кожаное кресло напротив письменного стола, и пока босс заканчивал разговор и закрывал «моторолу», отмахивался от дыма.

– Мы что же, хотим превратить кабинет в прибежище для тех, кто тоскует по туману? По Лондону или смерти? Вернее – по Лондону и смерти? А известно ли президенту, что здесь творится в его отсутствие? В случае чего, у меня хватит материала, чтобы шантажировать тебя до конца твоих дней.

«Радио Монте-Карло» – радиостанция Княжества Монако, ведущая передачи на итальянском языке, принадлежала крупной итальянской компании со штаб-квартирой в Милане, которая управляла целым пулом частных радиостанций. Здесь же, в Монако, руководство было целиком возложено на Бикжало, а президент компании появлялся тут лишь по случаю важных совещаний.

– Ты негодяй, Жан-Лу. Гадкий негодяй, к тому же слабак.

– Не понимаю, как ты можешь курить такую дрянь. Это уже не дым, а нервно-паралитический газ. И мы, даже не замечая, общаемся с твоим призраком?

Юмор Жан-Лу, как и табачный дым, нисколько не действовал на Роберта – он оставался невозмутимым и неуязвимым.

– Оставь свои дамские комментарии. Ведь не ради твоих жалких шуток по поводу моих сигарет я жду здесь, пока твоя драгоценная задница опуститься в кресло. И обрати внимание – я говорю «драгоценная», потому что всем известно, чем думаешь…

Обмен подобными остротами входил в давний ритуал, и тем не менее Жан-Лу был весьма далек от мысли, что они могут называться друзьями. За едким юмором скрывалась невозможность понять истинную сущность Роберта Бикжало. Наверное, это умный человек, но определенно еще и хитрый. Умный человек порой дает миру намного больше, чем получает, а хитрый старается взять как можно больше, а дать взамен минимум. Жан-Лу хорошо знал, по каким правилам танцуют в мире вообще и на радио тем более: он был диджеем, который вел «Голоса», передачу, имевшую огромный успех, а расположение таких людей, как Бикжало, зависело исключительно от количества слушателей.

– Мне хотелось только высказать все, что я думаю о тебе и о твоей передаче, прежде чем безжалостно вышвырнуть тебя на мостовую…

Бикжало откинулся на спинку кресла и притушил, наконец, папиросу в пепельнице, полной трупов. Выдержал паузу, как при игре в покер. Потом заговорил тоном человека, который восклицает «Есть!», выкладывая покер на игорный стол.

– Сегодня был звонок по поводу твоей программы. Звонил человек, близкий к княжеской фамилии. Не спрашивай, кто, ибо могу назвать тебе только грех, но не грешника…

Тон директора внезапно изменился. Улыбка до ушей просияла на его лице, как только он оказался на королевской лестнице.

– Князь лично выразил свое удовлетворение по поводу успеха передачи!

Жан-Лу поднялся с кресла с точно такой же улыбкой, пожал протянутую ему руку и снова сел. Бикжало продолжил свой полет на крыльях восторга.