– Кто ты?

Снова повторяет голос, и кажется, будто он звучит отовсюду, исходит из окружающего их ослепительного света.

Теперь он знает и видит, но против своей воли.

Человек тянет к нему руки, и это действительно ужас – то, что он собой представляет, а глаза его по-прежнему молят стоящего перед ним о жалости, как наверное, тщетно молили о ней весь мир. И вдруг свет превращается в пламя, высокое бушующее пламя, пожирающее все на своем пути, – огонь этот исходит будто из самого ада, чтобы очисть землю.

Он просыпается, даже не вздрогнув, просто открывает глаза. Всполохи огня теряются во мраке.

Его рука тянется в темноте к лампе на ночном столике. Он включает ее. Слабый свет заполняет голую комнату.

Сразу же слышен голос. Мертвые спят вечным сном, и поэтому им не нужен сон обычный.

Что с тобой, Вибо, не удается поспать?

– Нет, Пасо, сегодня я хорошо отдохнул. Просто сейчас много дел. У меня будет время отдохнуть потом…

Мысленно он продолжает: «…когда все будет окончено.»

Он не питает никаких иллюзий и прекрасно знает, что рано или поздно наступит конец. Все человеческое имеет конец, точно так же, как и начало. Но пока он свободен, нельзя отказать лежащему в гробу в приятной надежде получить новое лицо, а себе самому – в удовольствии сдержать обещание.

В туманном сне его были какие-то испорченные песочные часы, но с тех пор все сны погребены песком, рассыпанным в памяти. Здесь, в реальном мире, эти часы продолжают свой ход, и никто никогда не сломает их. Разлетятся вдребезги иллюзии, как всегда, но эти небьющиеся песочные часы будут отсчитывать время до бесконечности, даже если на земле не остается никого, чтобы посмотреть, что же они показывают.

Он чувствует: пора. Встает с постели и начинает одеваться.

Что ты делаешь?

– Мне надо идти.

Надолго?

– Не знаю. Думаю, на весь день. Может быть, и завтра тоже буду занят.

Не оставляй меня беспокоиться здесь, Вибо. Ты ведь знаешь, мне плохо, когда тебя нет.

Он подходит к стеклянному гробу и ласково улыбается лежащему в нем кошмару.

– Не буду выключать свет. Я сделал тебе сюрприз, пока ты спал.

Он берет зеркало и помещает его над лицом лежащего в гробу трупа так, чтобы тому было видно отражение.

– Посмотри…

О, но это же фантастика. Это я? Вибо, но я необыкновенно красив. Красивее, чем раньше.

– Конечно, красив, Пасо. И будешь еще красивее.

Некоторое время они молчат. Свое волнение мертвое тело не умеет и не может выразить слезами.

– Теперь мне надо идти, Пасо. Это очень важно.

Он отворачивается от лежащего в гробу тела и направляется к двери. Переступая порог, повторяет сказанное теперь уже, наверное, только самому себе.

– Да, это очень важно.

И охота возобновляется.

40

Никола Юло затормозил, свернул вправо на развязку с указателем «Экс-ан-Прованс». Пристроился к трейлеру с испанским номерным знаком и надписью на полотнище кузова «Перевозки. Фернандес», который медленно двигался вниз по короткому спуску. Как только они съехали – один за другим – грузовик остановился на парковке справа. Комиссар обогнал его и поставил машину прямо перед кабиной водителя. Потом достал из кармана на дверце добытую карту города и развернул ее на руле.

Посмотрел план, где накануне вечером отыскал и пометил проспект Мирабо. Топография города была довольна проста, и нужная улица находилась в центре.

Он включил двигатель и через несколько сотен метров на круговой развязке свернул в сторону центра, сверяясь с указателями. Проезжая по окружной дороге – сплошные спуски и подъемы – а также «лежачие полицейские» на радость любителям погонять, – Юло отметил, что город необыкновенно чист и многолюден. На улицах полно молодежи. Он вспомнил, что в Эксе находится престижный университет, основанный в XV веке, а также популярный термальный курорт.

Он пару раз ошибся дорогой, вновь проезжая мимо завлекательных реклам гостиниц и ресторанов различных каратов, пока не попал на площадь Генерала де Голля, откуда и начинался проспект Мирабо.

Найдя свободное место на платной парковке, комиссар постоял немного, любуясь большим фонтаном в центре площади. Табличка гласила: «Фонтан Ротонды». [65] Как бывало в детстве, шум льющейся воды вызвал желание помочиться.

Юло принялся искать вывеску какого-нибудь бара, думая, как же это все-таки удивительно, что переполненный мочевой пузырь подсказывает – хорошо бы выпить чашечку кофе.

Он пересек проспект, где укладывали новую плитку. Рабочий в желтой каске оправдывался, видимо, перед прорабом, говоря, что он здесь ни при чем, все решает какой-то инженер Дюфур. Под платаном дворовые коты, подняв хвосты пистолетом, изучали друг друга, соображая, что лучше – затеять драку или с достоинством разойтись. Юло решил, что кот потемнее, – это он, а посветлее и потолще – Ронкай. Он вошел в бар, оставив котов с их проблемами, заказал кофе с горячим молоком и направился в туалет.

Когда вернулся, кофе ждал его на стойке. Накладывая в чашку сахар, Юло подозвал официанта, молодого парня, разговаривавшего с девушками, сидевшими за столиком с бокалами белого вина.

– Будьте добры, мне нужна кое-какая информация.

Парень прервал разговор с девушками, наверное, с неохотой, но виду не подал.

– Конечно, если смогу.

– Не знаете, есть ли на проспекте Мирабо музыкальный магазин «Диски и риски»? Или, может, был?

Молодой человек со светлыми, коротко стриженными волосами и худым, бледным лицом в прыщах, на минуту задумался.

– Нет, не слышал такого названия. Но я здесь совсем недавно. Учусь в университете, – поспешил добавить он.

Парень давал понять, что не всю жизнь будет официантом, и со временем его ожидает совсем другая судьба.

– Но если пройдете вверх по проспекту, увидите на этой же стороне газетный киоск. Тату немного странный, но работает там уже лет сорок. Если кто может вам помочь, так это он.

Юло кивнул в знак благодарности и принялся за кофе. Парень счел себя свободным и вернулся к прерванному разговору с девушками. Комиссар оплатил счет и оставил сдачу на стойке. Выйдя из бара, он увидел, что кота-Юло уже нет, а кот-Ронкай спокойно сидит под платаном, поглядывая по сторонам.

Проспект, укрытый тенью платанов, был выложен каменными плитами. По обе стороны его нескончаемо тянулись различные кафе, магазины и книжные лавки.

Метров через сто, рядом с букинистическим магазином, он обнаружил киоск Тату, о котором говорил парень. На тротуаре возле открытых дверей магазина устроились на раскладных стульях двое мужчин примерно его же возраста и играли в шахматы.

Юло подошел к киоску и обратился к взлохмаченному старику с глубоко запавшими глазами лет около семидесяти, сидевшему среди журналов, книг и комиксов. Казалось, его извлекли из какого-нибудь вестерна Джона Форда, что-нибудь вроде «Красных теней».

– Здравствуйте. Вы – Тату?

– Да, это я. Чем могу быть вам полезен?

Никола заметил, что у него не хватало зубов. И голос звучал соответственно. Он подумал, что типаж просто идеален. Жаль, что сидит здесь в этом киоске в центре Экс-ан-Провансе, а не в дилижансе «Уэллс Фарго», [66] направляющемся в Тоумстоун.

– Мне нужно кое-что узнать. Я ищу магазин грампластинок, который называется «Диски и риски».

– Тогда вы опоздали. На несколько лет. Магазин давно закрылся.

Юло едва сдержал жест раздражения. Тату закурил «голуаз» без фильтра и закашлялся. Судя по всему, его война с сигаретами длилась уже довольно долго. Неизвестно, кто выйдет победителем, но пока что старик держался крепко. Он махнул рукой в сторону проспекта.

– На той стороне, триста метров отсюда. Теперь там бистро.

– Не помните, как звали владельца?