Из кухни вышел Морелли.

– Насколько я могу судить, ты не ошибся, Клод.

Фрэнк и Морелли посмотрели на Юло, ожидая, что он скажет дальше.

– Во всей квартире нет ни единого кровавого следа, кроме нескольких пятен на покрывале. Ни единого следа. А ведь при подобной работе, как мы волей-неволей уже имели возможность наблюдать, проливается немало крови.

Фрэнк теперь выглядел, как обычно – спокойным. Можно было даже подумать, будто очередное поражение прошло бесследно, но Никола прекрасно знал, что это не так. Никто не способен так быстро забыть, что имел возможность спасти человеческую жизнь, – и упустил ее.

– Наш человек идеально отмыл здесь все, когда закончил свои дела. Уверен, если использовать люминоль, [52] следы крови обнаружатся.

– Почему, как ты полагаешь? Почему он не захотел оставить кровавые следы?

– Понятия не имею. Может, прав Морелли.

– Я вот думаю, неужели такое животное могло испытывать хоть какую-то жалость к Григорию Яцимину. Не тут ли собака зарыта?

– Это ничего не меняет, Никола. Возможно, хотя и не имеет никакого значения. Говорят, Гитлер нежно любил своего пса, и все же…

Они помолчали, направляясь к выходу. В открытую дверь увидели, что помощники судебного врача, поместившие тело Яцимина в темно-зеленый клеенчатый мешок, направляются к лифту, чтобы не нести труп с шестого этажа по лестнице.

На улице светало. Занимался новый день, кровавый брат всех других дней, прошедших с начала этой истории. Возле дома Григория Яцимина они увидят сейчас толпу журналистов, пробьются сквозь шквал вопросов, звучащих подобно пушечным выстрелам, и ответят контратакой: «Без комментариев». Средства массовой информации сорвутся с цепи чуть позже. Начальство Юло вознегодует. Ронкай утратит свой загар, а бледное лицо Дюрана позеленеет. Пока они пешком спускались по лестнице, Фрэнк Оттобре думал, что любой, кто бы ни обрушился на них, будет чертовски прав.

34

Фрэнк припарковал «пежо» возле дома Роби Стриккера на запрещенном для стоянки месте. Достал из «бардачка» опознавательный знак «Полицейская машина при исполнении служебных обязанностей» и выставил его в заднем стекле. А когда вышел из машины, навстречу ему уже направлялся агент, собиравшийся запретить парковку, но увидел опознавательный знак еще прежде, чем узнал Фрэнка, и приветственно поднял руку.

Фрэнк кивком ответил ему, пересек дорогу и направился в кондоминиум «Каравеллы».

Он оставил комиссара и Морелли отражать атаку журналистов, слетевшихся, словно мухи на мед, при известии о новом убийстве. Ограждение, поставленное агентами у входа, едва сдерживало их натиск. Увидев Юло и инспектора за стеклянной дверью, они поднажали, и агенты с трудом удерживали их. Это напоминало то, что происходило в порту, когда были обнаружены трупы Йохана Вельдера и Эриджейн Паркер и началась вся эта страшная история.

Фрэнк подумал, что журналисты похожи на саранчу. Она тоже перемещается массами и пожирает все на своем пути. Но такая уж у них работа. Каждый имел свое оправдание. И убийца, водивший их по кругу, как глупых овец, тоже исполнял свою работу, будь она проклята навеки.

Он взглянул на улицу и остановился в центре вестибюля.

– Клод, есть тут запасной выход?

– Да, для поставщиков.

– Как туда попасть?

Морелли показал.

– За лестницей находится служебный лифт. Нажми «S» и приедешь во двор. Рядом спуск в гаражи. Свернешь вправо, поднимешься по пандусу и окажешься на улице.

Юло посмотрел на него вопросительно. Фрэнк не счел нужным что-то объяснять ему, во всяком случае сейчас.

– Мне нужно кое-что сделать, Никола. И не хотелось бы иметь на хвосте пол-Европы. Можешь одолжить машину?

– Конечно. Бери, мне она пока не нужна.

И ни слова не говоря, протянул ему ключи. Комиссар был таким усталым, что был не в силах о чем-то спрашивать. Все трое обросли щетиной и выглядели, как уцелевшие после землетрясения. Пожалуй даже еще мрачнее – от сознания, что и эта битва опять проиграна.

Фрэнк направился путем, подсказанным Морелли. Через полуподвал, где пахло плесенью и газойлем, он вышел на улицу и добрался до машины, припаркованной на другой стороне авеню Принцессы Грейс, за спиной журналистов, терзавших вопросами Никола Юло.

К счастью, никто не заметил Фрэнка.

Он толкнул стеклянную дверь и вошел в вестибюль кондоминиума «Каравеллы». Консьержа на месте не было. Фрэнк посмотрел на часы. Ровно семь утра. Он едва сдержал зевоту. Давала себя знать долгая бессонная ночь. Сначала радиопередача, потом поиски Роби Стриккера, затем дежурство у его дома, досада, новое убийство, обезображенный труп Григория Яцимина.

За стеклянной дверью голубели небо и море. Как было бы прекрасно забыть обо всем и, задернув шторы, улечься в постель у себя в «Парк Сен-Ромен», сомкнуть глаза и забыть про кровь и надписи на стенах.

Я убиваю…

Он вспомнил надпись в спальне Яцимина. Если не остановить этого ублюдка, его, он никогда не прекратит убивать. И может настать момент, когда для всех этих надписей уже не хватит целой стены, а для всех покойников – кладбища.

Нет, сейчас было не до сна. Нужно поговорить со Стриккером и выяснить, зачем Райан Мосс встречался с ним. Хотя Фрэнк и догадывался, в чем тут дело, ему нужно было понять, насколько продвинулось или, наоборот, отстает расследование генерала по сравнению с их следствием, и что от него можно ожидать.

Он осмотрелся. В это время консьерж вышел из своей квартиры, на ходу застегивая пиджак и поспешно дожевывая кусок. Застигнутый врасплох за едой, он вошел в швейцарскую и сквозь стекло виновато посмотрел на Фрэнка.

Темноволосый, с усами, лет сорока, не слишком расторопный, но вполне угодливый – прислужник состоятельных людей.

– Что вам угодно?

– Роби Стриккер.

– По моим сведениям, в это время он еще спит.

Фрэнк достал из пиджака свой значок, постаравшись при этом, чтобы консьерж заметил пистолет в наплечной кобуре.

– По моим сведениям, уже не спит.

Консьерж мгновенно сменил тон. Ком, застрявший у него в горле, похоже, был больше только что проглоченного куска… Он поспешно взял трубку домофона, одним нервным движением набрал номер и предоставил трубке долго гудеть, прежде чем заключил:

– Не отвечает.

Странно. После стольких звонков Роби Стриккер, даже если спал, должен был бы проснуться. Фрэнк не считал его настолько смелым человеком, чтобы опрометчиво сбежать. Он вполне достаточно запугал мерзавца, чтобы тот не решился на такую глупость. Но если вдруг и решился, то возникло бы всего лишь осложнение, а не беда. При необходимости они мигом его отыщут. Даже если спасать его бросятся все юристы, каких только может купить ему папаша.

– Попробуйте еще.

Консьерж пожал плечами.

– Домофон звонит, но никто не отвечает.

У Фрэнка возникло жуткое подозрение. Он протянул консьержу ладонь.

– Дайте мне, пожалуйста, passe-partout. [53]

– Но я не имею права…

– Я сказал – дайте, пожалуйста, ключ. Если этого недостаточно, могу попросить не так вежливо, – резко прервал Фрэнк.

Тон его голоса не допускал никаких возражений. И взгляд тоже. Консьерж сглотнул слюну.

– А теперь пойдите на улицу и скажите агенту, который стоит там, чтобы он немедленно поднялся в квартиру Роби Стриккера.

Бедняга поспешно открыл ящик и вручил ему ключ с брелоком от «БМВ». И даже привстал со стула.

– Идите! – повторил Фрэнк уже от лифта и нажал кнопку.

Почему лифт никогда не бывает там, где нужен. Почему всегда оказывается на последнем этаже, когда торопишься? Будь проклят Мерфи [54] и его долбанный закон…

Наконец, дверь лифта скользнула вбок, и Фрэнк нажал кнопку этажа, где жил Стриккер.

вернуться

52

Химический препарат, позволяющий определить содержание в крови оксида азота.

вернуться

53

Ключ, подходящий ко всем дверям (фр.).

вернуться

54

Так называемый «закон Мерфи»: – если какая-нибудь неприятность может случиться, она обязательно случится.